О реставрационном деле, академике Гроте, лингвистике и о включении профессиональных сообществ в широкий культурный контекст мы поговорили с главным редактором журнала «Реликвия (реставрация, консервация, музеи)», членом жюри архитектурно-дизайнерского конкурса «Золотой Трезини» Софьей Гонобоблевой.
– Расскажите немного о вашем журнале «Реликвия». Как он возник, как давно вы им руководите?
– «Реликвия» – это специализированный журнал о реставрации, он распространяется по музеям, библиотекам, реставрационным фирмам по всей стране. Издание появилось в 2003 году как совместное дело с Сергеем Алексеевичем Шадриным, известным и уважаемым профессионалом в реставрационных кругах, блестящим химиком-технологом. В 2006 году он внезапно ушел из жизни, и мне остались журнал, прекрасный круг людей, связи, идеи.
Для человека моего поколения и круга биография моя достаточно типичная. Университетская семья: родители химики, сестра биолог, я закончила филфак, аспирантуру Академии наук, кандидат наук. Нюанс в том, что наука стала, что ли, таким жестким хобби. Ты ею занимаешься, потому что тебе нравится, но зарабатывать ею деньги сложно. Даже сейчас проще, а какое-то время было совсем сложно. Вот тогда и появился журнал «Реликвия».
– Вы можете, основываясь на своем опыте, на общении с практикующими специалистами назвать главные проблемы реставрационной сферы в России?
– Мне кажется, все проблемы индивидуальны. Это зависит от конкретного исполнителя работ, от его подхода, культурного и интеллектуального багажа. И от количества денег. Борис Михайлович Кириков, который много лет работал в КГИОПе, всегда говорил, что реставрация – как маятник. Много денег – много проблем, и реставрация не очень хорошая. Мало денег – мало проблем, и прекрасная реставрация. Сегодня государство средства на реставрацию выделяет. И объектов неотреставрированных огромное количество. Но это не то чтобы проблема – это данность, которая еще долго будет существовать. А что касается каких-то универсальных задач – наверное, нужно, чтобы реставрация активнее включалась в общекультурный контекст и чтобы люди, обыватели знали о ней чуть больше. Хотя бы понимали разницу между консервацией и реставрацией – и реконструкцией.
– Компетентность специалистов сейчас какова? Есть разрыв между людьми нового поколения и более старшими, еще советской выучки?
– Число настоящих мастеров не зависит от времени. Всегда есть те, кто остается в профессии, несмотря не трудности, проходит через горнило роста, безденежья – и становится блестящим специалистом. Таких людей и тогда было немного, и сейчас. Но в целом их достаточно. Только самые большие проекты, возможно, испытывают недостаток кадров.
– Поясните для того самого условного обывателя, о котором вы говорили: как делятся реставраторы по специализациям? Реставрация здания на Большом проспекте и реставрация стула – это же совершенно разная работа!
– Да, есть разделение на реставрацию движимых и недвижимых памятников. Но они, конечно, соприкасаются. Ведь недвижимый памятник включает в себя обои, лепнину, оконные и дверные заполнения.
Существует и классификация по объектам реставрации и по тем материалам, из которых они изготовлены, то есть дерево, бумага, керамика и т. д.
– Во многих дисциплинах есть разделение на «петербургскую школу» и «московскую». А в реставрации?
– О подобном разделении говорят, но я думаю, это оно достаточно искусственное. Реставрационные работы — это же производство. Законодательная база у нас едина, идеология, в общем, тоже. Отличие не в принципах, а в самой истории городов. Пригороды Ленинграда прошли через масштабное послевоенное восстановление – такое же масштабное, как в Варшаве, Дрездене. Понятно, что при такой степени разрушения совмещение консервационного и реставрационного подходов было очень сложным. Неизбежно приходилось действовать по-новому. В Москве в войну не было таких потерь, поэтому и реставрационные решения были немного другие.
– Давайте вернемся к вам. Чем вы занимаетесь помимо журнала?
– Параллельно мы с нашим небольшим коллективом делаем и другие проекты. Издавали книги в разных областях реставрации, делали выставки.
И есть еще моя индивидуальная научная работа. Изначально я занималась рукописями, этому посвящена моя диссертация. И сейчас у меня очень интересный проект с университетом, касающийся анализа современными физическими методами всех составляющих документальных фондов, то есть бумаги, чернил, восковых печатей, кожаной обложки. Задача – проанализировать состав материалов, изменения, в том числе и биологические заражения. Дальше уже можно увязывать это с вопросами экспертизы и идентификации рукописей.
Другое ответвление той же самой диссертации связано с Финляндией. Дело в том, что моя работа была о рукописи русско-финско-шведского словаря, которая атрибутировалась академику Якову Карловичу Гроту. Он провел несколько лет в Гельсингфорсе, это было в середине XIX века. Грот в лингвистике – как Менделеев в химии, он заложил основу словарного дела. Рукописный словарь – это девять огромных папок. Я написала диссертацию, защитилась по этой рукописи. Но это исследование потом вышло на более общие вопросы научных связей России и Финляндии, историй конкретных персон внутри этих связей. Этим продолжаю заниматься сейчас, регулярно бываю в Финляндии.
И есть еще одна сфера моих интересов – это говоры русских староверов за рубежом. Мне эту тему подарил известный диалектолог Сергей Алексеевич Мызников. В частности, я проводила исследования в Южной Америке – там живет диаспора с богатой историей. Это удивительное, неординарное сообщество. Если они принимают тебя в свою орбиту, то уже не забывают никогда – у тебя будут знакомства, связи, приезды в гости с другого конца света… Этой темой я занималась достаточно долго, но сейчас, к сожалению, мало времени, и я ее откладываю, скажем так, «на пенсию».
– И последний вопрос. Почему вы согласились войти в жюри «Золотого Трезини»?
– Один из самых приятных моментов в моем небольшом журнальном бизнесе – это люди, с которыми я общаюсь. Это люди из совершенно разных кругов, профессиональных и социальных: архитекторы, реставраторы, музейщики и не только. Поэтому меня привлекает идея межотраслевого общения. В «Золотом Трезини», как я понимаю, есть замысел включения профессионалов в более широкий культурный контекст, когда их работы оценивают такие же профессионалы, но из других областей. Исторически ситуация в нашем обществе была именно такая – в Российской империи профессиональные сообщества не были закрытыми, разные специалисты контактировали друг с другом. И в вашем конкурсе предлагается как раз похожий путь, это меня и подкупило.
Беседовал Павел Черняков
Оригинал публикации: «Галерея красивых домов и квартир», № 3-2019
«Золотой Трезини» в социальных сетях:
Facebook: https://www.facebook.com/goldtrezzini
ВКонтакте: https://vk.com/goldtrezzini
Инстаграм: https://www.instagram.com/goldtrezzini